Ахмадшах Масуд: Я буду бороться за афганскую землю, даже если она станет размером с мой паколь. Свои среди чужих

Тринадцать лет назад мир потрясла новость. В Афганистане был убит легендарный полководец - Ахмадшах Масуд. Рассказывает журналист \"Озодагон\".

9 сентября. Этот день для таджикистанцев и таджиков одновременно радостная и печальная дата. Радостная, потому, что с 1991 года ежегодно Таджикистан отмечает день своей независимости.

Печальная дата, потому, что 9 сентября 2001 года был убит легендарный таджикский полководец, лидер, политик, стратег - Ахмадшах Масуд.

Ахмадшах был противником того, чтобы судьбу Афганистана решали другие страны, поэтому у него было много врагов. Благородство Масуда как воина было в том, что он воевал за идею, за то, чтобы судьбу Афганистана решили сами граждане этой страны, а не диктовали бы правила извне. Он воевал бы с любым, кто попытался посягнуть на целостность его страны.

«Если от Афганистана останется кусок земли размером с мой паколь, то я буду его отстаивать и бороться за него», говорил он.

Международный обозреватель «Российской газеты» Владимир Снегирев, который неоднократно встречался с Масудом, писал так: «Он провел в горах, не выпуская из рук оружия, почти двадцать пять лет. Двадцать пять! Западные военные аналитики считают Масуда самым выдающимся партизанским командиром ХХ столетия».

Ахмадшаху Масуду пришлось воевать и с СССР, и с талибаном, который на тот момент спонсировался Западом. Интересно то, что на сегодняшний день американские солдаты теперь сами воюют в Афганистане против талибов.

И еще одно интересное совпадение – через два дня после убийства Масуда, 11 сентября 2001 года в США в здании Всемирного торгового центра в Нью-Йорке (башни-близнецы) был совершен теракт.

Здесь и обвинять некого – факты говорят сами за себя. Более того, в то время Ахмадшах решил сотрудничать с Россией в борьбе против талибов. Необходимо заметить, что была договоренность о предоставлении российского вооружения, а не солдат и офицеров.

Воин и Лидер. Несколько слов о Великом таджике
Аркадий Дубнов, эксперт по Центральной Азии, журналист, политолог:

Впервые Ахмад Шах Масуда я увидел, если не ошибаюсь, в 1994-м, когда сопровождал в журналистском пуле министра иностранных дел России Андрея Козырева во время его визита в Афганистан. Это было в Кабуле, который тогда занимали моджахеды, а президентский пост занимал профессор Бурхануддин Раббани. Масуд был министром обороны и фактически, хозяином Кабула.

В стране шла гражданская война между различными группировками моджахедов, Исламскому обществу Афганистана(ИОА), объединявшим, главным образом, афганских таджиков во главе с Раббани и Масудом, противостояла влиятельная пуштунская Исламская партия Афганистана(ИПА), созданная Гульбеддином Хекматиаром. Сам Хекматиар, получивший после прихода моджахедов к власти в Кабуле, получил должность премьер-министра, но вынужден был сидеть в своей штаб-квартире в Чарасиябе, в нескольких десятках километров от Кабула, куда также Козырев вынужден был нанести визит.

Удивительно, но из трех лидеров именно Масуд в ту встречу запомнился мне меньше всего. Он был молчалив и держался в тени, как будто давая понять, что политика не его дело. Однако, весь его вид, гордая осанка, выразительные глаза на худощавом лице, говорили сами за себя, - перед нами был Воин и Лидер.

Поговорить с Масудом в относительно спокойной обстановке удалось только в 2000-м в Душанбе. Тогда я сопровождал своего друга Бориса Шихмурадова, бывшего тогда министром иностранных дел Туркмении. Пытаясь остановить войну в Афганистане между талибами и моджахедами, он объезжал все столицы региона, из Ашхабада через Тегеран, Кабул, Исламабад - в Душанбе.

Там нас ждал Ахмадшах, если не ошибаюсь, в гостинице (кажется, она тогда называлась «Душанбе») .Помню эту встречу хорошо, остались даже фотографии, правда, не слишком удачные… Масуд в своей неизменной шапке-«пуштунке» был спокоен, улыбчив, уверен в себе и очень дружелюбен. Мы говорили, разумеется, об Афганистане, его взгляд на ситуацию в стране выглядел предельно четким: «талибы такие же, как и мы, афганцы, мы не с ними воюем, наш враг в Пакистане, оттуда нам не дают покоя, а с талибами мы сумеем договориться, только бы нам не мешали…».

В последний раз я ждал Масуда в конце августа – начале сентября 2001 года, когда после полуторанедельного пребывания в родном для него Пандшере, мы с коллегой из Казахстана Искандером Аманжолом, не дождавшись там с ним встречи, перелетели на вертолете в Ходжа-Багаутдин у таджикской границы. Здесь мы тоже в ожидании Ахмадшаха, провели несколько дней в одной крохотной комнатушке гостевого дома во дворе, где была расположена одна из его ставок.

В той же комнате рядом с нами спали два араба, представлявшихся тележурналистами из Лондона, с одним из которых мы изредка общались. Второй был угрюм и молчалив. Им было тоже обещано интервью с Масудом. Дул, редко прекращаясь, «афганец», погода была нелетной, прилет Ахмадшаха все время откладывался, а у меня кончались командировочные, денег едва хватало на дорогу домой. 3 сентября мы с Искандером, воспользовались оказией, - улетал вертолет на другой, таджикский берег Пянджа…

До Москвы я добрался только 9 сентября.
В такси из Домодедово зазвонил мобильный.
- Ты где?! - в трубке взволнованный голос Дододжона Атовуллоева.
- Подъезжаю к Москве, отвечаю, - а что случилось?
- На Масуда покушение сегодня было, какие-то арабские журналисты…, телекамера взорвалась…
- Где?
- В Ходжа –Багаутдине. Ты был там?
- Был-был…С Масудом что?
- Сообщают, что тяжело ранен, перевезли в Душанбе, в госпитале, говорят, есть шанс…

Почему-то понял сразу: это были «наши» арабы. И так же стало ясно, что Великого таджика уже нет в живых. Хотя вплоть, если не ошибаюсь, до 15 сентября его соратники утверждали, что врачи еще борются за его жизнь.

А спустя два дня после убийства Масуда наступило 11 сентября, атака террористов на башни-близнецы в Нью-Йорке…

Мир стал другим.

Еще через год британский Скотланд Ярд пригласил меня в Лондон в качестве официального свидетеля по делу об убийстве лидера Северного альянса Афганистана. Впрочем, вскоре, это дело благополучно закрыли…

Но это уже, как говорится, другая история.
На память о двухдневном допросе(очень уважительном и деликатном), который мне учинили британские следователи в моем архиве остались прокатанные мои пальчики и книжка на английском, посвященная Пушкину(!). На вопрос констеблям, зачем им отпечатки моих пальцев, ясно же полное мое алиби, они, улыбаясь ответили: «чтобы еще раз доказать, что этих отпечатков нет на вещах этих арабов…».

А «Пушкина» мне они подарили, объяснив, что это единственный хороший по их мнению подарок, который они могли купить на распродаже за один фунт стерлингов, больше им британская казна не позволяет тратить.

Мухиддин Кабири, председатель ПИВТ:
С Ахмадшахом Масудом не беседовали ни разу, к сожалению. Только один раз его увидел в одной из мечети города Душанбе во время пятничного намаза. Собирался после намаза встретиться с ним, но он быстро ушел. Потом не было случаев увидеться и поговорить с ним.

О Масуде из разных источников:
Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, в свое время воевавший в составе контингента советских войск, очень хорошо знал Масуда как военачальника и встречался с ним в Душанбе.

Ахмад Шах, это, безусловно, незаурядная личность. В годы войны в Афганистане он вызывал своим благородным поведением уважение у многих советских офицеров и генералов, тем, что никогда не наносил ударов в спину.

Владимир Снегирев, международный обозреватель «Российской газеты»:

Не все нравилось мне, \"шурави\", в его ответах. Так, например, несколько раз в его рассуждениях промелькнула мысль о необходимости объединения всех таджиков, живущих по обе стороны Пянджа. Но, честно признаюсь, с первых же минут я был ошеломлен светом, исходившим от этого человека, его глазами, манерами, умением вести беседу. Я очень скоро понял, что Масуд - это не просто удачливый командир крупного вооруженного формирования, а выдающаяся личность. Такие люди рождаются для того, чтобы круто менять ход исторических процессов.

Николай Быстров, советский военнопленный, в последствии ставший личным охранником Масуда:

О нем говорили, что он здоровый как бык, в 2 метра, весом 130 кг, но когда я его увидел, то понял что это совсем не так, Масуд был худощавым, но очень жилистым и выносливым. Но вот в плане духа, он был здоровее всех, никому точно не уступал, это был бесстрашный воин и лидер. Потом я узнал, что он является мастером спорта по восточным единоборствам.

Александр Князев, доктор исторических наук, эксперт по Центральной Азии:

Думаю, не будет преувеличением сказать, что с точки зрения истории Масуд для Афганистана и всего региона Центральной Азии, для Среднего Востока – это уже символ целой эпохи. Это знаковая личность, стоящая в одном ряду с Ясиром Арафатом – для Ближнего Востока, Эрнесто Че Геварой или Фиделем Кастро – для Латинской Америки… Для самого Афганистана – один из ведущих командиров движения моджахедов 1980-х годов в масштабе всей страны, и однозначный лидер борьбы с талибами в 1990-х…

… Вполне в духе известных слов Черчилля: в политике нет вечных друзей, есть вечные интересы… В этом их достаточно важное отличие от Ахмад Шаха Масуда: у меня спустя десять лет осталось убеждение, что у него кроме интересов были еще и принципы…
Сын Ахмадшаха - юный Ахмад, вспоминает последний урок, который преподал ему отец перед последним вылетом в Ходжа-Багаутдин.

МОСКВА, 15 мая — РИА Новости, Анастасия Гнединская. Тридцать лет назад, 15 мая 1988-го, начался вывод советских войск из Афганистана. Спустя ровно девять месяцев последний советский военный, генерал-лейтенант Борис Громов, пересек по мосту Дружбы границу двух стран. Но на территории Афганистана остались наши солдаты — те, кто попал в плен, смог там выжить, принял ислам и создал семью. Таких называют невозвращенцами. Теперь они, когда-то Сережи и Саши, носят труднопроизносимые афганские имена, длинные бороды и просторные шаровары. Одни спустя десятилетия все же решили вернуться в Россию, другие так и живут в стране, пленниками которой стали.

"Красил волосы, чтобы сойти за афганца…"

Николай Быстров работает грузчиком на складе в Усть-Лабинске Краснодарского края. О том, что двадцать лет назад у него были другое имя — Исламуддин — и другая жизнь, из его коллег знают единицы. "Я забыть эту афганскую историю хочу, — Николай берет долгую паузу, в динамике телефона слышно, как он затягивается сигаретой. — Но мне не дают…"

Его призвали в армию в 1984 году, отправили охранять аэропорт Баграм. Спустя полгода он оказался в плену у душманов. Говорит, что это произошло по глупости. "Меня и еще двух пацанов, украинцев, "старики" послали за чаем и сигаретами в местный магазин. По дороге мы попали в засаду. Мне ногу прострелили — убежать я никуда не мог. Двух тех украинцев забрала другая группировка. А меня взяли бойцы из отряда Ахмада Шаха Масуда".

Быстрова посадили в сарай, в котором он провел шесть месяцев. Николай уверяет, что за это время он дважды пытался бежать. Но с дырявой ногой далеко не уйдешь: "Меня ловили, когда я и на сотню метров от базы не успевал уйти, возвращали обратно".

Почему его не застрелили, Николай до сих пор не понимает. Скорее всего, боевики планировали обменять его на кого-то из пленных афганцев. Через шесть месяцев его стали выпускать из сарая без конвоя. Еще через некоторое время предложили вернуться к своим или через Пакистан уйти на Запад. "Но я сказал, что хочу остаться с Масудом. Почему? Трудно объяснить. Тот, кто не был в такой ситуации, все равно не поймет. К своим возвращаться я боялся, не хотел, чтобы меня посчитали предателем, боялся трибунала. Я ведь к тому времени у афганцев уже год прожил, принял ислам", — вспоминает он.

Николай остался у душманов и еще через некоторое время стал одним из личных охранников Ахмада Шаха Масуда — полевого командира, который первым пошел на перемирие с советскими войсками.

Как Быстрова, иноземца, подпустили столь близко к самому известному командиру, остается только догадываться. Сам он об этом рассказывает крайне уклончиво. Говорит, что "панджшерскому льву" (так называли Масуда) приглянулись его ловкость и умение подмечать мелочи, которые в горах могут стоить человеку жизни. "Помню, как он впервые дал мне в руки автомат с полным боекомплектом. Мы тогда поднимались по перевалу. Я наверх раньше всех забрался, стоял и думал: "А я ведь сейчас могу застрелить Масуда". Но это было бы неправильно, ведь когда-то он сохранил мне жизнь", — признается бывший пленник.

От тех постоянных переходов по горам у Николая сохранилась любовь к зеленому чаю — во время привалов Масуд обязательно выпивал несколько чашек, причем без сахара. "Я все удивлялся, почему они пьют несладкий чай. Масуд отвечал, что сахар после долгих переходов бьет по коленкам. Но я все равно украдкой добавлял его в чашку. Ну не мог я эту горечь пить", — рассказывает Быстров.

Не забыл Исламуддин и русскую еду — лежа ночью в афганских горах, он вспоминал вкус селедки и черного хлеба с салом. "Когда война закончилась, ко мне в Мазари-Шариф приезжала сестра. Она привезла всяких солений, в том числе и сала. Так я его прятал от афганцев, чтобы никто не видел, что я харамное ем", — делится он.

Язык дари Николай выучил за шесть месяцев, хотя в школе, признается, был двоечником. Через несколько лет жизни в Афганистане его уже было почти не отличить от местных. Говорил он без акцента, солнце высушило кожу. Чтобы еще больше слиться с афганским населением, он красил волосы в черный цвет: "То, что я, иностранец, был так близко к Масуду, многим местным не нравилось. Они даже однажды попытались его отравить, но я предотвратил покушение".

"Мать меня не дождалась, умерла…"

Женил Николая тоже Масуд. Как-то, говорит бывший пленник, полевой командир спросил его, хочет ли он дальше ходить с ним по горам или мечтает завести семью. Исламуддин честно признался, что хочет жениться. "Тогда он выдал за меня свою дальнюю родственницу, афганку, воевавшую на стороне правительства, — вспоминает Николай. — Жена у меня прекрасная. Когда в первый раз ее увидел, даже не поверил, что скоро она моей будет. В кишлаках я женщин с непокрытой головой не видел, а у нее волосы были длинные, сама при погонах. Она ведь тогда занимала должность офицера госбезопасности".

Почти сразу после свадьбы Одыля забеременела. Но ребенку не суждено было появиться на свет. На шестом месяце жена Николая попала под бомбежку, у нее случился выкидыш. "Заболела она после этого сильно, а в Афганистане медицины нормальной не было. Тогда я впервые задумался о переезде в Россию", — откровенничает Быстров.

Шел 1995 год, когда Николай-Исламуддин вернулся в родной Краснодарский край. Его мать до этого дня не дожила, хотя из родных она единственная верила — ее Коля не умер на чужбине. "Она даже к какой-то гадалке отнесла мою фотографию. Та подтвердила: сын не убит. С тех пор все на мать смотрели как на сумасшедшую, а она все ждала письма от меня. Первое я смог отправить ей только через год", — рассказывает он.

В Россию Одыля приехала беременной. Вскоре у них родилась дочь, которую назвали Катей. "Это жена захотела так девочку назвать в память о моей покойной матери. Из-за этого от нее все подруги-афганки отвернулись. Они не могли понять, почему она девочке русское имя дала. Жена отвечала: "Я живу на этой земле и должна соблюдать местные традиции", — гордится Быстров.

Помимо дочери Николай и Одыля воспитывают двух сыновей. Старшего зовут Акбар, младшего — Ахмад. "Мальчиков жена назвала в честь своих братьев-коммунистов, которые погибли от рук душманов", — уточняет собеседник.

В этом году старшего сына Быстровых должны призвать в армию. Николай очень надеется, что служить парень будет в спецназе: "Он у меня крепкий, здоровый образ жизни ведет".

За эти годы на родине Одыля была всего раз — не так давно она ездила хоронить мать. Когда вернулась, сказала, что больше туда ни ногой. А вот сам Быстров в Афганистан ездил довольно часто. По заданию Комитета по делам воинов-интернационалистов он занимался поисками останков пропавших без вести советских солдат. Удалось ему вывезти домой нескольких бывших пленных. Но своими в стране, которая когда-то отправила их на войну, они так и не стали.

Воевал ли Быстров против советских солдат? Этот вопрос повисает в воздухе. Николай опять закуривает. "Нет, я ни разу не был в бою. Я все время находился при Масуде, а он сам в бой не ходил. Знаю, меня не многие поймут. Но те, кто судит, они были в плену? Они бы смогли после двух неудачных попыток бегства совершить третью? Я хочу забыть Афганистан. Хочу, но мне не дают…" — снова повторяет бывший пленник.

"Через двадцать дней с меня сняли кандалы"

Помимо Быстрова сегодня известно еще о шести советских солдатах, которые попали в плен и смогли ассимилироваться в Афганистане. Двое из них потом вернулись в Россию, для четверых Афганистан стал второй родиной.

В 2013 году всех невозвращенцев объехал фотожурналист Алексей Николаев. Из командировки в Афганистан он привез сотни снимков, которые должны лечь в основу книги "Навсегда в плену".

Фотограф признается: из всех четырех оставшихся жить в Афганистане советских солдат больше всего его тронула история Сергея Красноперова. "Мне показалось, что он не лукавит, рассказывая о прошлом. И в отличие от двух других пленников не пытался на нашем интервью заработать", — объясняет Николаев.

Красноперов живет в небольшом кишлаке в полусотне километров от города Чагчаран. Родом он из Кургана. Уверяет, что ушел из части, спасаясь от издевательств командиров. Вроде как рассчитывал дня через два — после того как его обидчиков посадят на гауптвахту — вернуться. Но по пути его взяли в плен душманы. К слову, есть и другая версия бегства Красноперова. В СМИ проходила информация, что он якобы убежал к боевикам после того, как был пойман на торговле армейским имуществом.

Из интервью Сергея Красноперова для книги "Навсегда в плену":

"Дней на двадцать меня заперли в каком-то маленьком помещении, но это была не тюрьма. На ночь на меня надевали кандалы, днем их снимали. Того, что я сбегу, душманы не боялись. В горах все равно не поймешь, куда нужно идти. Потом приехал командир боевиков, сказал, что раз я сам к ним пришел, то могу сам и уйти. С меня сняли кандалы. Хотя в часть я бы все равно вряд ли вернулся — думаю, меня сразу бы пристрелили. Скорее всего, их командир так меня испытывал…"

Через год плена Красноперову предложили жениться на местной девушке. И он не стал отказываться.

"После этого с меня окончательно сняли надзор. Но я по-прежнему не работал. Было очень сложно, приходилось выживать. Я перенес несколько смертельно опасных болезней, даже их названий не знаю…"

Фотожурналист Алексей Николаев рассказывает, что в 2013 году у Красноперова было шестеро детей. "Все светленькие, голубоглазые, очень необычно было увидеть их в афганском кишлаке, — вспоминает фотограф. — По местным меркам Нурмамад (такое имя Сергей носит в Афганистане) — зажиточный человек. Он вкалывал на двух работах: прорабом на небольшой россыпи по добыче щебня и электриком на местной гидроэлектростанции. Получал Красноперов, с его слов, 1200 долларов в месяц. Правда, странно, что при этом он жил в мазанке".

Красноперов, как и все попавшие в плен солдаты, заверяет, что не воевал против советских войск, а только помогал душманам чинить оружие. Впрочем, ряд косвенных признаков свидетельствует об обратном. "У местных он пользуется авторитетом, что, как мне кажется, может свидетельствовать о том, что в боевых действиях Сергей все же участвовал", — делится соображениями фотокорреспондент.

Красноперов хоть и говорит хорошо по-русски, но возвращаться в Россию не хочет. "Как он мне объяснил, родных у него в Кургане не осталось, все умерли. Да и в Чагчаране он уважаемый человек, у него есть работа. А что его ждет в России, непонятно", — передает слова бывшего пленника Николаев.

Хотя Афганистан — точно не то место, где можно вести беззаботную жизнь. Алексей Николаев говорит, что за месяц командировки он трижды попадал в очень щекотливые ситуации. В одном из случаев спас его как раз Красноперов. "По своей глупости мы решили записать с ним интервью не в городе, где относительно безопасно, а у него в деревне. Приехали туда без предупреждения. На следующее утро Сергей нам позвонил и сказал, чтобы мы больше из города не выезжали. Мол, ходят слухи, что нас могут похитить", — описывает фотограф.

Из интервью Александра Левенца для книги "Навсегда в плену":

"Мы собирались идти в аэропорт, но почти сразу попали к душманам. К утру нас привели к какому-то большому командиру, я при нем так и остался. Сразу же принял ислам, получил имя Ахмад, потому что раньше был Сашей. В тюрьму меня не сажали: под арестом я был всего одну ночь. Сначала сильно пил, потом стал у боевиков водителем. С нашими я не воевал, да никто этого и не требовал от меня. <…> После ухода талибов я смог позвонить домой на Украину. Трубку взял мой двоюродный брат, сказал, что мой родной брат и мама умерли. Больше я туда не звонил".

Из интервью Геннадия Цевмы для книги "Навсегда в плену":

"Когда опять пришли талибы, я исполнял все их указы — носил чалму, отпустил бороду длинную. Когда талибы ушли, мы стали свободными — появились свет, телевизор, электричество. Кроме круглосуточного намаза, ничего хорошего от них не было. Только намаз прочитал, вышел из мечети, тебя обратно отправляют молиться. <…> В прошлом году я съездил на Украину, отец и мать уже умерли, сходил к ним на кладбище, повидался с другими родственниками. Остаться, конечно, даже не думал — у меня ведь тут семья. Да и не нужен я больше никому на родине".

На самом деле, говоря это, Цевма, скорее всего, лукавит. Из Афганистана его пытался вывезти Николай Быстров, первый герой нашего материала. "Мне позвонили из украинского правительства, попросили выдернуть из Афганистана их земляка. Я поехал. Вроде бы Гена сказал, что хочет домой. Ему сделали паспорт, дали где-то две тысячи долларов на то, чтобы он уладил все формальности, заселили в гостиницу в Кабуле. Перед рейсом мы пришли забирать его из отеля, а он сбежал", — вспоминает историю "возвращения" Николай Быстров.

Из этого ряда выбивается история солдата Юрия Степанова. Осесть в России он смог только со второй попытки. В 1994 году Степанов попытался вернуться домой в башкирский поселок Приютово в первый раз. Но так и не смог здесь освоиться, отправился обратно в Афганистан. А в 2006-м снова приехал в Россию. Говорит, что уже навсегда. Сейчас он работает вахтовым методом на севере. Как раз на днях он уехал на вахту, поэтому связаться с ним нам не удалось.

Фотограф Алексей Николаев нашел бывших воинов-афганцев, которые попали в плен, приняли ислам и не захотели возвращаться в СССР

Говорят, что война не заканчивается, пока не похоронен последний солдат. Афганский конфликт закончился четверть века назад, но мы не знаем даже о судьбе тех советских воинов, кто после вывода войск остался в плену у моджахедов. Данные разнятся. Из 417 пропавших без вести 130 были освобождены до развала СССР, более сотни погибли, восемь человек были завербованы противником, 21 стали «невозвращенцами». Судьба десятков солдат неизвестна, а значит, Афганистан по-прежнему остается нашей горячей точкой.

Те, кому так или иначе удалось отвоевать свободу, остались в своем внутреннем плену и не смогли забыть ужасы той войны. Фотограф Алексей Николаев нашел шесть бывших советских солдат, которые долгое время прожили в Афганистане, приняли ислам, обзавелись семьями, говорят и думают на дари. Кто-то из них успел повоевать на стороне моджахедов, кто-то совершил хадж. Трое вернулись на Родину, но все еще скучают по стране, которая дала им вторую жизнь.

Эти фотографии войдут в книгу Алексея Николаева «Навсегда в плену». Сбор денег на ее издание идет на сайте «Планета».

Сергей Красноперов. Афганистан. Чагчаран

Уроженец Кургана, Красноперов отслужил в Афганистане почти два года, но под конец срока — в 1985 году — оставил часть из-за неуставных отношений, оказался в плену у моджахедов, остался с ними, женился на местной девушке и после вывода советских войск остался жить в безымянном кишлаке в 20 километрах от Чагчарана — столицы провинции Гор. По местным меркам Красноперов — преуспевающий зажиточный человек: у него есть два мотоцикла, машина и две работы: электриком и прорабом на дорожном строительстве.

Бахретдин Хакимов, Герат

Хакимов был призван в армию в 1979 году. В 1980-м пропал без вести во время боя в провинции Герат, был официально назван убитым. На деле оказался тяжело ранен в голову. Местные жители подобрали его и выходили. Скорее всего, именно ранение привело к тому, что Хакимов практически забыл русский язык, путает даты и названия. Иногда называет себя офицером разведки. Психологи объясняют, что при таких ранениях огромна вероятность формирования ложной памяти, перестановка дат и имен. Сейчас Хакимов живет в Герате на территории музея Джихада в маленькой комнате.

Николай Быстров едет на электричке домой после рабочего дня. Усть-Лабинская. Краснодарский край

Николай Быстров с семьей

Николай Быстров попал в плен в 1982 году: старослужащие отправили в самоволку за анашой. Раненого и плененного, Быстрова увели в Панджшер, на базу моджахедов, где произошла его встреча с Амад Шахом Масудом. В дальнейшем Николай принял ислам и стал личным телохранителем Ахмад Шаха. Вернулся в Россию в 1999 году с афганской женой и дочерью. Живет в краснодарскомм крае, станица Усть-Лабинская.

Юрий Степанов на работе в цеху. Приютово. Башкирия

Юрий Степанов с семьей

Рядовой Степанов попал в плен в 1988 году и считался погибшим. На деле принял ислам и остался жить в Афганистане. Вернулся в Россию в 2006 с женой и сыном. Живет в Башкирии, село Приютово.

Александру (Ахмаду) Левенцу и Геннадию (Негмамаду) Цевме по 49 лет. Оба — уроженцы юго-восточной Украины (один из Луганской, второй — из Донецкой области), оба попали в Афганистан во время срочной службы. Осенью 1983 года оказались в плену, приняли ислам, женились, а после вывода советских войск осели в городе Кундуз на северо-востоке страны. Геннадий — инвалид и передвигается с трудом. Александр работает таксистом.

При всей неоднозначности взаимодействия советских военных со своими врагами еще более замысловатые отношения выстраивались у них с Ахмадом Шахом Масудом, который поразил воображение и русских, и афганцев своей лихой защитой Панджшерской долины. Масуд - это прозвище означало «счастливый» - был подлинным, харизматичным героем, самым компетентным и государственно мыслящим из всех командиров повстанцев. Название «Панджшер» переводилось как «пять львов», так что Масуда повсеместно именовали Панджшерским львом. Генерал Норат Тер-Григорьянц, сражавшийся с ним, считал Масуда «очень достойным противником и искусным организатором боевых действий. Имея крайне ограниченные возможности в плане обеспечения вооружением и боеприпасами, значительно уступая советским и правительственным войскам в оснащенности своих отрядов техникой и вооружением, Масуд тем не менее сумел организовать в Панджшере такую оборону, что нам с большим трудом удавалось ее взламывать и ценой огромных усилий овладевать территорией» {302} .

Масуд был родом из кишлака Джангалак в Панджшерском ущелье. Его отец происходил из влиятельной местной семьи и стал профессиональным офицером. Масуд изучал инженерное дело в Кабульском политехническом институте, где его привлекли исламские идеи, проповедуемые Гульбеддином Хекматияром и более умеренным Бурхануддином Раббани. Он вступил в организацию «Мусульманская молодежь», черпавшую вдохновение в опыте «Братьев-мусульман» с Ближнего Востока. «Мусульманская молодежь» была не просто группой студентов. Ее члены нападали на женщин, которых считали неподобающе одетыми, и дрались со своими оппонентами - коммунистами и маоистами. Весной 1973 года «Мусульманская молодежь» разделилась на «Исламскую партию Афганистана» («Хезб е-ислами») Хекматияра и «Исламское общество Афганистана» («Хезб-е джамиат-е ислами») Раббани. Масуд принял сторону умеренного Раббани. Но когда Хекматияр устроил неумелый и неудачный переворот против Дауда, Масуду пришлось бежать в Пакистан вместе с лидерами исламистов.

Вскоре Масуд вернулся в Панджшер, чтобы организовать восстание против Дауда. Его люди захватили главный административный центр в Рухе и другие важные населенные пункты. Однако политика ему не давалась: он не смог заручиться поддержкой местных жителей, а преступники, которых он выпустил из тюрем, устроили беспорядки. Масуд снова укрылся в Пакистане, усвоив урок: успех партизанской войны зависит от того, привлек ли ты на свою сторону местных жителей.

Во время войны с русскими он обеспечил своим людям минимально необходимые жилье и пищу и во время советских рейдов уводил их в соседние ущелья или высоко в горы. Он твердо придерживался принципа: нерегулярное войско должно избегать прямого столкновения с врагом. Пока война не закончилась, Масуд делал все, чтобы держаться подальше от усобиц, часто возникавших между соперничающими группами моджахедов. Он выстраивал институты местной власти и финансировал их за счет налогов на добычу драгоценных камней, на землю, на товары, а также дани, собираемой с панджшерцев, живших в Кабуле. Масуд планировал захватить в будущем власть в Кабуле и в 1984 году начал проводить операции за пределами долины. Ни у одного другого командира моджахедов не было таких амбиций и такого интереса к развитию институтов власти {303} .

Ожесточенные бои в Панджшерском ущелье в первые годы войны принесли Масуду уважение русских, и в январе 1983 года они заключили с ним перемирие. Обе стороны более или менее соблюдали его до апреля 1984 года. С советской стороны на переговорах выступал полковник ГРУ Анатолий Ткачев, недовольный постоянными провалами в Панджшере. Сначала он поговорил с генералом Ахромеевым, в то время членом Оперативной группы Министерства обороны в Кабуле: «Сказал ему, что надо попытаться договориться с Ахмад Шахом о перемирии, так как от наших огневых и авиационных ударов гибнут мирные жители, а от огня моджахедов погибают наши солдаты. Он ответил, что все эти старики, женщины и дети являются родственниками душманов, а что погибают наши солдаты, так это их долг. Погибнет один, пришлют еще десяток. Ахмад Шаха надо поставить на колени и заставить его сложить оружие».

Однако Ткачева поддержали глава отделения ГРУ в Афганистане и начальник Ахромеева маршал Соколов. В ответ на предложение о встрече, которое Ткачев передал через агентов, панджшерских беженцев в Кабуле, Масуд изложил свои условия. Встреча должна была произойти в канун нового, 1983 года в Панджшерском ущелье, на территории, контролируемой его людьми. Ткачеву следовало прийти ночью, без оружия и сопровождения.

На закате в новогоднюю ночь Ткачев вместе с переводчиком отправился к месту встречи. Добравшись туда, он выстрелил из ракетницы (таков был условленный сигнал), и из студеной тьмы показались мятежники под началом Таджмудина, главы контрразведки Масуда. Таджмудин спросил Ткачева, не хочет ли тот отдохнуть. «Нет, давайте двигаться, - ответил Ткачев. - Дело превыше всего». Они шли около четырех часов, пока не достигли Базарака, где была намечена встреча с Масудом.

Моджахеды вели себя по отношению к нам довольно дружелюбно. В Базаракс нас разместили в хорошо натопленном помещении. Электричества не было, по горела керосиновая лампа. Натоплено было тепло, буржуйка наша, советского производства. Когда стали раздеваться, моджахеды настороженно смотрели, думали, что под одеждой взрывчатка спрятана. Потом предложили чай. Затем принесли матрасы и свежее белье - все наше, армейское, даже с печатями. Легли мы около четырех часов утра. Спали в одной комнате с моджахедами.

Утром 1 января проснулись в восемь часов. За завтраком нам были оказаны традиционные почести: первыми вымыть из кувшина руки и вытереть свежим полотенцем, первыми надломить хлеб, первыми начать есть плов из общего блюда и т.д. Не скажу, что ожидание встречи не было для нас тревожным и довольно напряженным, но одновременно охватывало любопытство, ведь до нас никто из советских военнослужащих Масуда не видел даже на фотографии.

Ровно в установленное время в комнату вошли три или четыре вооруженных человека. Это были телохранители Масуда. Вскоре вслед за ними появился молодой невысокий мужчина. Он был темноволос и худощав. Ничего звериного в его облике, как это преподносилось средствами нашей пропаганды, не было. После секундного замешательства мы обменялись традиционными приветствиями по афганскому обычаю. Минут тридцать поговорили. Потом в комнате остались Ахмад Шах с одним из приближенных и мы с переводчиком Максом. Масуд предложил обсудить серьезные дела. Мы начали разговор с истории дружеских и традиционно добрососедских отношений между Афганистаном и Советским Союзом. Масуд с грустью сказал: «Очень жаль, что произошло вторжение советских войск в Афганистан. Руководители обеих стран допустили грубейшую ошибку, ее можно классифицировать как преступление перед афганским и советским народами». В отношении кабульского руководства, власть которого, по его словам, в стране ограничивалась столицей и некоторыми крупными городами, он был непримиримым противником.

Когда мы изложили Ахмад Шаху вопросы, поставленные в задании нашим руководством, он был несколько удивлен, что в этих предложениях не было ультиматумов, требований капитулировать или немедленно сложить оружие. Ключевым же вопросом в наших предложениях было взаимное прекращение огневого противодействия в Панджшере и взаимные обязательства по созданию необходимых условий местному населению для нормальной жизнедеятельности. Результатом проведенных переговоров во время этой и последующих встреч стали реальное прекращение боевых действий. В Панджшер вернулись мирные жители, обстановка на трассе Саланг - Кабул стала намного спокойней. В течение 1983 года и до апреля 1984 года в Панджшере боевые действия не велись.

Однако такое положение не устраивало партийных функционеров НДПА, которые настаивали на проведении боевых действий в этом районе и постоянно подталкивали к этому советское руководство. В связи с этим перемирие неоднократно нарушалось по нашей вине. Например, на одной из встреч с Масудом мы беседовали с ним в доме одного из местных жителей. В это время послышался звук приближающихся вертолетов. Я сказал Масуду, что сейчас перемирие и вертолетов не надо опасаться, но он предложил па всякий случай пройти в укрытие. Едва мы это сделали, как вертолеты нанесли удар по дому, и от него осталась только половина. Масуд показал мне на развалины дома и сказал: «Интернациональная помощь в действии».

Помню случай, когда я после очередной встречи с Ахмад Шахом приехал и Кабул, а на следующее утро был приглашен к главному военному советнику генералу М.И. Сорокину для доклада. Сорокин стал читать донесение, в котором сообщалось, что накануне в 13.00 по кишлаку, где проходило совещание главарей бандформирований, был нанесен бомбо-штурмовой удар. Все главари, в том числе Ахмад Шах, погибли. Сообщались даже подробности: у него оторваны обе ноги и расколот череп. Я сказал Михаилу Ивановичу, что это ахинея, так как я гораздо позже встречался с Ахмад Шахом. Если он погиб, то, похоже, в 19.00 я пил чай с покойником {304} .